Я хочу вам рассказать о своей учительнице. О том, что она была студийкой 1-й Студии, я узнал несколько лет назад, когда пришел в РГАЛИ и открыл документы Второго МХАТ и 1-й Студии (первоисточник второго МХАТ).

Анна Гавриловна Бовшек – моя учительница. Ее никто не знает, кроме тех, кто с ней общался. А кто с ней общался? Сотни ее учеников по студии художественного слова Московского городского Дворца пионеров. Эту студию Анна Гавриловна вела 25 лет. Я в эту студию пришел пятнадцатилетним или четырнадцатилетним. Взрослые сказали: «Ты ведешь кружок в школе, пойди позанимайся с опытным руководителем». Я пришел к Анне Гавриловне, а уже уйти от нее было невозможно. Там было невероятно интересно, мы два раза в неделю занимались в переулке Стопани. Когда я пришел однажды с невыполненным домашним заданием (не выучил текст), Анна Гавриловна сказала: «Я надеюсь, что это первый и последний раз». После этого я не мог забыть, что заставил ее мучиться. Мне стало страшно стыдно перед ребятами (у нас коллективно шли эти занятия), что я оказался в такой ситуации, потом я старался, чтобы этого не было. Анна Гавриловна учила нас на классике, мы читали Пушкина. Она была сама знатоком Пушкина, говорила: «Запомните мой телефон, его знает пол-Москвы: Г6 – дата рождения и смерти Пушкина, 99-37». До сих пор я помню этот телефон, хотя свой иногда путаю. Анна Гавриловна писала нам открытки (тогда почта работала еще хорошо): «Не забудь прийти в четверг на занятия», «Позвони Маше, напомни, что она должна прийти в четверг на занятия» - или звонила по телефону. Жила она в коммунальной квартире в маленькой комнатке, туда мы тоже ходили заниматься сверх тех двух дней, положенных в Доме пионеров. Там были соседи, которые косо смотрели на наши приходы, но когда мы во всю глотку читали, нам никто не мешал. Видимо, это завораживало, даже комнатный театр, видимо, производит даже через двери и стены какое-то магическое действие. Вот если б я знал, что Анна Гавриловна была ученицей Л.А.Сулержицкого, руководителя Первой студии МХТ, тогда бы я не удивлялся, почему соседи вели себя так. Сейчас мало кто так себя ведет при появлении театрального человека. Может быть, сами театралы в этом виноваты, уронили, так сказать, дело, а может быть, и нет.

Хочу сказать, что с Анной Гавриловной было очень хорошо. Она была в возрасте далеко за семьдесят. Она ездила на общественном транспорте с Зубовской площади в Дом пионеров, только теперь я в своем возрасте понимаю, как трудно ей было в гололед зимой идти по Москве, как она шла, потому что долг ей велел. Был у нас в Школе-студии МХТ преподаватель литературы Абрам Александрович Белкин. Он говорил: «Мне зарплаты, которую я у вас получаю в Школе-студии, хватает только на такси. Но я приезжаю, потому что я понимаю, что никто вам не скажет того, что вам скажу я. Никто!» И это была правда. Эти люди, которые были вдохновлены и заражены примером Л.А.Сулержицкого, невероятно много сделали именно своим примером.

Потом, когда новый директор Дворца пионеров потребовал советского репертуара от студии художественного слова, Анна Гавриловна, поняв, что больше она заниматься Пушкиным в том объеме, в котором считает нужным, не сможет, ушла на пенсию, но взяла на общественных началах студию художественного слова – тогда организовывался литературный музей Пушкина, посвященный самому Пушкину, вела эту студию несколько лет, пока не заболела и не уехала в свою родную Одессу.

Мы переписывались, один раз в письме я жаловался на что-то, Анна Гавриловна написала мне из Одессы, пытаясь подбодрить, видимо, я уже работал в театре: «А вот мои учителя: Сулержицкий и Вахтангов, учителя, как видишь, самые высокие, думали так-то и так-то». Это было один раз, а так – никаких имен никогда. Ни своих учеников знаменитых, ни своих учителей знаменитых никогда не упоминала не то что всуе, никогда вообще не упоминала! Только дело, дело и дело. Мы, ученики Анны Гавриловны, решили издать книжечку, но львиную ее долю составляют мемуары самой Анны Гавриловны Бовшек. Но она там не о себе пишет, а о своем муже – писателе Сигизмунде Кржижановском, который не издавался при жизни: Горькому не понравился. Умер он в пятидесятом году, был человеком колоссальной эрудиции, таланта невероятного. Уровень письма – кафкианского плана, гоголевский, он писал и литературоведческие статьи, и искусствоведческие, и прозу. Сейчас издан его шеститомник, а когда я в начале двухтысячных увидел первый том, у меня был шок, потому что Анна Гавриловна однажды сказала мне, когда я был у нее дома на занятиях: «Я сдала архив Сигизмунда Доминиковича в РГАЛИ. Может быть, когда-нибудь это напечатают». Помню, как тогда подумал: «Да нет, никогда не напечатают!» - потому что знал, как Анна Гавриловна полтора десятилетия хлопотала об изданиях вещей Кржижановского, хотя бы каких-то, хранила его архив, прятала в свое время от обысков по сараям, по чужим коммуналкам, но сберегла архив любимого талантливого человека. Какое было у нее ощущение долга, если архив этот был в идеальном состоянии. Анна Гавриловна преподавала еще в Камерном театре у Таирова сценическую речь в течение многих-многих лет, когда у них была студия Камерного театра.

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, каждый из нас старается делать свое дело как можно лучше, преподавание приносит пользу не только тем, кому преподают, но и тем, кто преподает. Мы сами получаем удовольствие от этой работы, от того, как растет росток, сами огорчаемся, как родители, всему тому, чему приходится огорчаться, сами радуемся всему тому, о чем знают только родители.

Авангард Леонтьев,
Народный артист РФ, профессор, педагог школы-студии МХАТ

Впервые опубликовано в «Учительской газете» «УГ Москва», №04 от 22 января 2013 года