Уважаемые коллеги!

Сегодня я хотела бы рассказать о новом проекте, который был инициирован на базе РАМТа, называется он «Точки пересечения». В этом проекте я была соавтором и соруководителем с Ольгой Андрейкиной и Светланой Бердичевской. Поскольку проект говорил о пересечении театра и психологии, я отвечала за психологическую часть, потому как по профессии я психолог. Я окончила МГУ и сейчас как психолог я работаю в московской сборной Всероссийской олимпиады школьников. Со школьниками встречаюсь ежедневно почти. Хотя это особый, конечно, контекст, это, как правило, одарённые и очень увлечённые ребята, и я не берусь судить по ним обо всём сообществе старшеклассников.

Вернусь к проекту. Проект рождался исходя из интересов. Понятно, что психология и театр могут пересечься в миллионе разных точек, объять необъятное мы не могли и мы шли исходя из интересов, в частности, психологов, которых мы пригласили быть у нас экспертами. Психологи читали лекции, и мы попросили их рассказать о том, какие возрастные периоды они видят в становлении ребёнка как зрителя, что ребёнку-зрителю может быть важно в театре в том или ином возрасте. Специалисты, которые откликнулись и которые испытывали свой пристальный интерес к театру и зрительской культуре, — это тоже далеко не всё сообщество и далеко не все темы мы смогли охватить, — но, тем не менее, мы говорили о подростках и о табуированных темах, которые в разном возрасте можно затрагивать в театре, или, может быть, не стоит затрагивать в одном возрасте, а стоит в другом. Было записано десять лекций, довольно любопытных, разных по глубине, от практиков и теоретиков, от очень известных психологов медийных до менее известных, но довольно широко практикующих, и эти лекции были разосланы по заявкам от региональных ТЮЗов и театров, в которых есть спектакли для детей. Это была одна часть проекта.

Вторая часть заключалась вот в чём. Мы решили: а давайте исследуем, по какому принципу зрители приобретают сегодня билеты на детские спектакли. Практический интерес, который рождался у театров исходя из работы с психологом, в первую очередь был связан с тем, что делать с возрастной маркировкой? Насколько она соответствует возрастным особенностям развития детей? Сотрудники театров очень хорошо понимают, что шаг между 12+ и 16+ — это целая бездна разных интересов, и ориентироваться на это очень сложно. А 0+, который существует в возрастных градациях, тоже мало чему соответствует, потому что очень мешает иногда выбору родителей, которые стремятся к раннему развитию детей. Они рассуждают так: 0+ написано — почему бы не воспользоваться такой рекомендацией?

Для театров важно было понять, как сделать мягче эти рекомендации, что сделать, чтобы зритель, приобретая билеты, получал то, что он хочет, а не что-то случайно выбранное.
Мы опросили порядка 900 человек, у нас было две анкеты, одна — для сопровождающих взрослых, другая — для подростков. Мы предполагаем, что, имея Пушкинскую карту и некоторую свободу владения денежными средствами, подростки могут сами покупать билеты. Понятно, что для маленьких детей такой опции не существует, и здесь выбор полностью на стороне взрослого. Поэтому мы выделили такие две категории. Один из вопросов был: «Часто ли вам приходится уходить со спектакля?» Мы предполагаем, что уход со спектакля чаще всего как раз связан с непопаданием в возрастную аудиторию, с непопаданием в ожидания, и об этом тоже стоит поговорить и, может быть, получить какие-то комментарии психологов.
Надо сказать, что из 900 охваченных человек большая часть — это московские зрители, в регионы мы разослали анкеты, но получили не очень широкий охват, поэтому у нас скорее обзорное исследование, чем статистически значимое. Выяснилось, что опыта ухода со спектаклей не так много, порядка 12 %. Люди, которые уходили со спектаклей — в основном взрослые; у детей вообще минимум такого опыта, вероятно, они чаще попадают в свои запросы, если могут сами сделать выбор.

Для взрослых уход со спектакля — это всегда повод поговорить. Выбирая между ответом «да» и «нет», они предпочитали ответить пересказом своей биографии буквально с рождения: «Вообще-то, я очень серьёзно подхожу к выбору спектаклей, я знаю, что нужно моему ребёнку, но был такой случай, когда нам категорически не понравилось, до такой степени, что мы не просто хотели уйти, но и вернуть деньги и получить моральную компенсацию». Я обобщаю немножко, но тем не менее, поверьте, при опции «да» или «нет» люди находили способ выразить свою позицию. Это очень важно для взрослого, чтобы продукт соответствовал ожиданиям.

Два отважных театра прислали нам видеозаписи своих спектаклей. Чтобы вместе попробовать разобраться: а что здесь, собственно, не так, и почему зритель не очень доволен и не очень нас понимает — при том, что спектакль хороший? Мы должны были рассмотреть два спектакля РАМТа — к сожалению, успели рассмотреть только один, «Остров Сокровищ». Разговор был достаточно интересным.

Сейчас начну с двух региональных спектаклей: это «Мультивселенная Заходера» Тверского ТЮЗа и «Людмила и Руслан» Казанского ТЮЗа. И в том, и в другом случае после долгих бурных обсуждений эксперты-психологи пришли к выводу, что зрителям очень помешал автор. Он давал другое направление для выбора.

«Людмила и Руслан» — все говорили, что спектакль прекрасный, но взрослые, покупая билет, ориентировались на «Руслана и Людмилу» Пушкина. Люди не читают аннотацию; театр честно писал, что это фантазия на тему, рассказывающая о героине — Людмиле. Ни смена названия на похожее, ни аннотация не помогли, всё равно взрослые крайне возмущались, что это пластический спектакль, в котором Пушкина минимум и история совершенно другая. И наши эксперты тоже говорили, что спектакль затрагивает неимоверно, это очень важная история о становлении женской сущности, о бытии девочки в обществе, подняты проблемы взросления, ощущения себя и своей половой идентичности — всё это, безусловно, крайне отзывается в зрителях и зрителях-подростках в том числе. Но очень мешает, простите за овощное сравнение, вот что: люди приходят и покупают огурцы, а им кладут клубнику; очень вкусная клубника, но они вообще-то за огурцами пришли.

Такая же ситуация и с «Мультивселенной». Там происходили потрясающе интересные дела, там были буквально три коротких вкрапления, когда герои Заходера действовали на сцене, и в эти моменты в зале устанавливалась тишина, всем становилось интересно. До этого зал смотрел очень плохо. Спектакль 8+ — а вообще-то, мы обсудили с экспертами, скорее 10+, — он рассказывает о творческом кризисе. О том, как можно его преодолеть, о том, зачем мы вообще выходим в люди с каким-то словами? И как мы эти слова проживаем, и явно не рассчитан на ту аудиторию, которой покупают билеты, ориентируясь на автора? Точно так же театр бьёт себя в грудь и говорит: мы же написали в аннотации, никто же не читает, что же с этим делать?!

Наверное, это был повод для многих театров задуматься: если у вас спектакль получается очень сильно «по мотивам», может быть, убирать «изначальное авторство» до тех пор, пока люди не научатся более серьёзно подходить к покупке.

Еще одна очень важная тема —   в разном возрасте дети приходят в театр с разными потребностями, и табуированные темы есть скорее у взрослых, чем у детей. Дело не в том, о чём мы говорим, а в том, КАК мы говорим. Дети живут в том же мире, что и взрослые, они сталкиваются с теми же самыми понятиями, и тенденция многих современных родителей — уберечь детей от переживаний в театре.  Это, конечно, катастрофа для театра и в целом для личностного развития! Приводить детей в театр, чтобы показывать истории «о борьбе хорошего с лучшим» — это оптимальный способ отвратить зрителя  от театра,  представив его как лживую инстанцию.

Была и другая дискуссия, с самого начала вспыхнувшая. Один темпераментный режиссёр сказал: «Почему вы называете взрослых сопровождающими? Они же тоже зрители!» И это абсолютно верный вопрос, много работы делается для того, чтобы взрослые не были сопровождающими. И я хочу сказать словами одного из наших экспертов: к сожалению, многие взрослые сами на себя берут эту функцию, подбирая ребёнку контент для прочитывания, прослушивания, просматривания, и совершенно не включаясь в этот процесс. «Я подобрал, отдал, загрузил определённую программу в ребёнка — и на этом моя функция заканчивается. Я не собираюсь с ним сопереживать». Выключая себя из процесса «со-зерцания», взрослый становится сопровождающим.

Общий вывод, к которому мы пришли: прежде всего, очень радостно, что полоса отчуждения между театром и психологией была преодолена, многие режиссёры бросились к нашим экспертам, видя, что никто не диктует им, как надо ставить для детей того или иного возраста, а ища и находя понимание происходящей ситуации. Возможно, мы продолжим эту историю и будем её развивать в других направлениях. Приятно, что и психологи тоже включились и были заинтересованы в возможностях этого взаимодействия. Многое осталось за кадром. Мы успели поговорить только о том, что взволновало тех, кто пришёл, кто осмелился прислать свои спектакли. Но страх взаимного сближения был преодолён, и я надеюсь, что этот проект будет иметь продолжение.