Константин Кожевников: Программа, которую начинала Елена Анатольевна, для которой ей удалось добиться поддержки и гранта Департамента культуры, называлась
«Шедевры литературы». И мы ездили по разным школам. Работали с разными классами, в том числе с трудными, и с теми, кто плохо говорит и читает по-русски. Теперь это невозможно. Программа давно завершена. И сейчас уже кто как подхватил её в театре DOC, тот так и развивает. Но DOC остаётся театром, не равнодушным к таким проектам.
Проект «Слово и вещь», в которую входит спектакль
«Пушкин и деньги», возник спонтанно. Была «Ночь музеев», и сотрудники Литературного музея им. Пушкина предложили участвовать с какой-то программой в доме на Арбате. Нужно было сделать что-то связанное с теми, кто бывал в этом доме и других домах на Арбате. Мы стали изучать этих людей, собирали небольшие скетчи, истории про писателей, которые посещали не только это здания, а вообще дома на Арбате и окрестностях. И после этого уже появилась идея: а почему бы получившуюся программу не реализовать в театре? И мы сделали две истории: про Пушкина, и про Цветаеву.
Параллельно я проявил интерес к сторителлингу. Ещё в 2012 году, когда приезжали датчане с «Беовульфом», я постепенно в это включился. Оказалось, что сторителлинг - жанр удобный для меня. Удобнее, чем драматическая игра в традиционном смысле. Сейчас мы создали
студию историй, где именно этим занимаемся
Вопрос. Как Вы выбираете детскую группу для организации события? Константин Кожевников: Начиная от малышей, и дальше для подростков в сторителлинге работает несколько каналов: «Я говорю, я показываю, я взаимодействую». Мы изучаем этот жанр, проводим обучения, выясняем всякие детали. Так вот, подростки как категория зрителей это люди, для которых важно самопроявление. Если мы позволили им что-то сказать, то мы для них уже адекватные люди. Дальше они готовы послушать, о чем эти люди будут говорить, если вначале они дали подросткам высказаться. А для младших важна интерактивная игра и яркие образы. Но бывает так, что спектакль поставлен для одной возрастной группы, а приходит зритель из другой. И тогда надо перестраиваться на ходу.
Был такой пример - нас позвали играть «Снежную королеву» и почему-то для семиклассников. А эта сказка для них уже не работает. И пришлось соображать, как вовлечь их в этот разговор. Я придумал брать у них интервью о том, что такое любовь. Потому что ценности подростков: личное высказывание, отношения, юмор. Если это есть, то жанр работает. Им важно, чтобы с ними говорили как со взрослыми.
Важно суметь понять, как там с возрастом у нас сегодня, на этом конкретном спектакле. Потому что, например, «Пушкин и деньги» - это для старших. Тут 12 лет – это самая нижняя граница. Когда очень много младших детей, то по ходу приходится многое менять и сокращать. Добавлять интерактив, потому что этот возраст требует общения. Старшие подростки могут прилично слушать. И от рассказа получать своё удовольствие.
А сторителлинги – «Куликовская битва», «Снежная королева» - это история, когда всё время нужно смотреть, что у нас сейчас с возрастом. Про что мы сейчас будем играть, исходя из нашего сегодняшнего зрительского возраста? «Куликовская битва» у нас лёгкая и достаточно весёлая история, несмотря на содержание. Недавно мы играли в школе для седьмых классов. Это сложноватый возраст. Дело было в еврейской школе на Новослободской. У нас там было два спектакля. На первом мы поняли, что и как, какие дети. И потом смогли подкорректировать спектакль. Несмотря на специальные классы, они обычные подростки и раздолбаи. И, значит, надо держать конструкцию очень жёстко. И всё прошло прекрасно. На втором спектакле всё работало. Сторителлинг - это управление возрастной аудиторией. Это технология.
Если мы играем выездные истории, то важно, что там за пространство. «Куликовскую битву» мы играли в актовом зале. И все игровые места были в зале. Мы на сцене ничего не стали делать. Потому что важно, чтобы энергия была. В случае со спектаклем для детей и подростков главное – энергия. Взрослым можно сыграть интеллигентно, поговорить, прочесть, а тут дети. Хочется больше общаться с детьми. В некоторых залах их нужно поближе сажать. Каждый раз нужно находить, как этого конкретно ребёнка вовлечь в игру. Вот маленькая девушка с первого ряда на спектакле «Пушкин и деньги» не захотела войти в игру. Может быть, надо было как-то иначе повести себя – встать на одно колено…
Очень трудно работать с залом, где очень много взрослых: дисбаланс, небольшой разрыв. Не очень ясно, с кем мы общаемся. Когда на одного ребёнка 2-3 родителя – трудно. Лучше бы на 1 родителя 2-3 ребёнка. Там легче пристроиться: отсылочки взрослым, а основная часть внимания - детям.
А вообще сторителлинг – это театр в голове. Ничего больше нет. Плюс способность конкретных артистов это создавать. Это индивидуальные способности.
Вопрос. Считаете ли Вы, что в современном школьном образовании есть такие дефициты, которые важно восполнять за счёт театральных образовательных программ? Константин Кожевников: Образовательные спектакли у нас чаще всего посвящены истории и литературе. Мы создали свою «Студию историй». И там мы сделали ещё историю про освоение Космоса. Был какой-то заказ через государственные структуры, чтобы мы свозили этот спектакль за границу: Италия, Польша, Австрия, Словакия и что-то ещё. А потом мы играли этот спектакль в Москве, и будем ещё играть. За рубежом учителя в восхищении от того, что мы используем драматургические, актёрские, режиссерские ресурсы, чтобы передать информацию про таблицу Менделеева, про реактивное движение, и про другие законы естественных наук. Ведь мы доносим это таким способом, которым это усваивается в разы быстрее. Я думаю, что в первую очередь тут работает драматургическая структура. Потому что мы берём историческое событие, и смотрим, в чём тут может быть история? Кто будет герой, который куда-то двигался с тем, чтобы выжить или умереть? А дальше, кто из артистов сможет это воплотить, чтобы донести для этой аудитории суть событий?
Учителя в Польше сидели, смеялись, а потом начинали записывать и шептаться о том, как это можно использовать. И некоторые даже спрашивали, можно ли к нам прийти и поучиться. К сожалению, у нас в Москве такого практического интереса к нашим методикам со стороны учителей незаметно.
Вопрос. Как бы Вы сформулировали свои пожелания к партнёрам в образовательных учреждениях, к учителям, школьному руководству? Константин Кожевников: Главное пожелание к учителям – чтобы они нас приглашали. А второе – почему бы не ввести театральные технологии как предмет в педагогическом институте? Сторителлинг – это же мастерство изложения материала. Просто через историю. Это то, что гораздо лучше усваивается. Самое сложное, на чём всё зиждется - это моё личное подключение. Пройдя через свои примеры из жизни, я протаскиваю какое-то правило русского языка, теорему, закон физики. «Я был маленький, и у меня была такая ситуация». И в этой ситуации фигурирует, например, таблица умножения. Ведь легче сюжет запоминается. Так лучше укладывается.
Мы бы с удовольствием и в школе вели тренинги. У нас есть опыт работы со взрослыми. Я вспоминаю свой опыт школьника, и смотрю на то, с чем сейчас встречаюсь. Учителя, порой, не знают театральных технологий и говорят скучно. А у них же работа – рассказывать. Учителям нужна сценическая речь и основы драматургии. У тебя есть материал, любой, и нужно просто найти героя, через которого можно эту историю протащить. Ведь в школе большая часть людей умные. Они ведь структуру выстроить смогут? А есть структура – это уже пол дела. Даже если нет особых артистических способностей. Но нужно, чтобы у учителя был выбор – чему учиться, а не направление по разнарядке: «Вот этому будете учиться».
